— Наша раса очень древняя, — начал Дамин. – Обособленная, ценящая Уединение и Пространство, и не просто ценящая, но нуждающаяся в них. В процессе развития мы достигли такой ментальной силы, что в устойчивом Мироздании создалось отражение-противовес. И однажды в нашей Вселенной столкнулись две цивилизации, равные по ментальному уровню, силе и возможностям. Мирное сосуществование их в одном месте и в одно время было проблематичным: кто знает, к чему могло привести соперничество за обладание галактиками, ресурсами и энергией для путешествий в Пространстве. Мы оказались на пороге войны за выживание и дальнейшее совершенствование. Об ассимиляции речи даже не шло. Расы могли просто аннигилировать.
И тогда мы обратились к третьей силе, гигантскому галактическому Мозгу. Мы называли эту субстанцию «Судья» и черпали в ней ответы в критические моменты. Судья предложил метод перемешивания и ассимиляции. Результатом стала военная метка – маяк-переместитель. Он распылялся из той точки Пространства-Времени, где аккумулировал энергию Судья. Тех, кого задевало меткой, раскидывало по Вселенной параллельных миров по траекториям, рассчитанным учёными – специалистами в многомерной математике: в порядке минимального столкновения друг с другом и без возможности возврата. Это было жестоко и больно, но Судья другого выхода не предлагал.
Таким образом, обе расы рассредоточились до степени, когда столкновение стало невозможным практически, они утратили цельность и волей-неволей начали перемешиваться в мирах с расами других цивилизаций, более примитивных и несовершенных. Дело в том, что генетически запрограммированные способности просыпались по достижении совершеннолетия и были своеобразным экзаменом на зрелость. Незрелая молодёжь создавала брачные союзы в мирах более низкого уровня развития и давала ментально ослабленное потомство.
Но отголоски «молниеносной войны» слышны до сих пор. Как только в ком-либо процесс пробуждения высших ментальных способностей начинает нарастать — включается внедрённый в клетки памяти маяк, и бедолагу тихо-мирно убирают из благоприятного для развития места.
— Так гласит наша легенда, — закончил Дамин. – Теперь ты видишь, насколько далеко по нисходящему пути мы ушли от достижений предков.
Я была потрясена. Вместо аннигиляции, взаимоуничтожения две величайшие цивилизации Вселенной предпочли идти по пути инволюции! И как нашей цивилизации еще далеко до совершенства!
— Должно быть, осознание этого даётся тяжело…
— Да, печально и тяжело сознавать себя выродками великого народа. Настолько тяжело, что большинство из нашей диаспоры предпочитает не задумываться об этом. Пока не думаешь – существуешь на одном месте, тебя попусту не мотает по мирам. Но в ближайшей Параллели остался наш Научный Центр – специалисты не оставляли надежды «вычислить» исходный мир, прародину. Великое Противостояние давно закончилось, потомкам двух супер-рас пора собраться и посмотреть друг на друга. Должно быть, это будет потрясающе забавное зрелище. Но, увы, Параллель не впускает нас, а способы укрощения Программы-маяка утрачены. Диаспоре не хватает учёных, средств и реципиентов для глубоких генетических экспериментов.
— Это произошло давно?
— На пике развития нашей цивилизации. Вы тогда ещё не вылезли из пещер. Так случилось, что два наших племени эволюционировали в разных мирах, а, встретившись на Земле, не смогли воссоединиться – и это привело к вражде. С большим трудом Главам Кланов удалось установить зыбкое перемирие с очень жёсткими самоограничениями. Так называемые «Солнечные» обязались не покушаться на сферы охоты Ночных – ибо им легче выжить. И, конечно, оба клана поклялись не размножаться.
Я узнала, что Вампы, или вампиры, бывают двух родов. Солнечные, или дневные, и Ночные, или Лунные. Дневные, могли существовать как за счёт крови, несущей не только подпитку, но и ценнейшую генетическую информацию, необходимую для выживания, так и за счёт Мировой энергии. Ночные Вампы – только за счёт крови: в отдалённых мирах их эволюция пошла по нисходящей. Появляющиеся в смешанных браках с аборигенами дети утрачивали способность жить за счёт Солнечной энергии, стремительно теряли способность коммуникаций через кровь, которая осуществлялась за счёт особых ферментов, вырабатываемых искусственно выращенными железами. И превращались в чистых кровососов, попутно теряя способность размножаться обычным, биологическим путём. Когда-то кровь, даже крохотная капелька, являлась для них лишь способом познавать мир. Теперь стала единственным способом выжить.
Таким образом, Дмитрий оказался солнечным Вампом, а Наташа — Лунным. И ещё – и те, и другие умели извлекать энергетическую силу из секса, поэтому не ограничивали друг друга в сексуальных контактах. Это же позволяло внешне оставаться обыкновенными людьми. И всё же для меня оставалось удивительным, как они нашли друг друга и как уживались – при их непохожести.
Они оба были молчаливы, ибо для взаимопонимания им не требовались слова. (Позднее и я научилась слушать и слышать, минуя словесные потоки, но в дальнейшем буду изъясняться привычными категориями и употреблять слова «сказал», «говорить», «разговор» и так далее).
Так я подверглась двойной инициации и получила двойное гражданство среди ночных и дневных Вампов, но ещё не стала настоящей Вамп. Предстояла учёба…
Несмотря на все объяснения, я до сих пор не могу понять, почему он решил инициировать именно меня, случайную попутчицу. От скуки? В силу собственных внутренних побуждений или от осознанной необходимости? В качестве подарка Наташе ко дню рождения? Или они хотели сделать меня преемником? Как бы то ни было, моё второе рождение не уберегло их от неизбежности: союзы дневных и ночных Вампов в среде вампиров считались недопустимыми, и Дмитрий с Наташей стали изгоями, преследуемыми обоими кланами. Увы, любовь даже в среде вампиров может оказаться трагической.
Мы пробыли в заброшенной домине, огороженной полем отчуждения, до утра.
Научиться не стыдиться наготы, ни своей, ни их, тоже пришлось учиться, и не скажу, что это было легче и проще, чем принять свою новую сущность.
А утром на меня навалилось очередное испытание.
Я корчилась от невыносимого зуда и острой боли. Из носа сочилась кровь. Я теряла сознание, захлёбывалась собственной кровью и сполохами своего поля, теряла сознание и судорожным усилием выплывала назад, чтобы с ужасом убедиться в том, что это не сон, а явь.
Дамин и Нэтт наблюдали за мной спокойно, с отстранённым любопытством, как лаборант наблюдает в микроскоп за мельтешением бактерий. Они не могли мне ничем помочь, и не стали бы, даже если б могли. Когда я промычала, с ненавистью, глядя в их бесстрастные лица: «Помогите же! Я умираю!», Дмитрий слегка нахмурился и объяснил мне, как неразумному ребёнку: — Это естественно и нормально, Э-Ол. Это твоя и только твоя боль. Ты рождаешься в очередной раз. Если роды проходят без мучений, как ты сможешь понять их исключительность и неповторимость, единственность своего ребёнка? Только пройдя через боль, ты поймёшь истинную цену своим крыльям, научишься дорожить ими.
— Крыльям? У меня растут крылья?
— Только ещё прорезываются. Они вырастут не сразу. Им нужна пища.
— Зеркало! Зеркало! Я хочу видеть себя! – крикнула я в смятении. Дамин и Нэтт, смеясь, подхватили меня под руки, перенесли по воздуху и поставили перед старым, поблекшим трюмо.
Пошатываясь, я стояла перед зеркалом, я пыталась заглянуть себе за спину, чтобы понять, ради чего терпела, ради какой красоты, какого приобретения. Зеркало отражало уродливые бугры и исковерканную кожу вокруг них, сходящую кровавыми клочьями. Я захныкала, мне отчаянно хотелось, как свинье, прислониться спиной к деревянной колоде и чесаться, чесаться до одурения.
— И сколько это ещё продлится?
— Это зависит от твоего организма. Успокойся, ты вполне здорова, кожа регенерируется быстро.
Кожа! Как будто меня волновала кожа! Эти безобразные, шевелящиеся наросты – они жили своей, отдельной жизнью, и им не было дела до моих мучений! Они заполнили моё существо, мои мысли и моё время без остатка. Я корчилась, как червяк, Крылья росли долго и мучительно – несколько суток, и всё это время я была невероятно уродлива. Не менее долго и мучительно я училась складывать и прятать их, а также выталкивать из нутра и расправлять, преодолевая горячку, зуд и ломоту, и стряхивать остатки кожи и капли крови.
Всё это время Дмитрий и Наташа делились со мною энергией и пищей, поддерживая морально и физически, и учили медитировать под утренним солнцем или полуночными звёздами. Где и чем питались они сами – я не спрашивала и не хотела знать. Но однажды я должна была начать обеспечивать себя питанием и энергетической поддержкой самостоятельно – я это понимала.
Через неделю я снова взглянула в зеркало на свою спину, желая увидеть эти трепещущие, нетерпеливые создания, что поселились во мне вопреки моему желанию, и не увидела ничего – только красноватые, будто обожжённые, круглые очаги на спине в районе лопаток.
— Наташа, где же мои крылья? – воскликнула я.
— Внутри. Позови их!
— Как?
— Не зажимайся. Пожелай подняться над землёй.
— И не смотри на них так пристально – они стесняются, — смеясь, добавил Дмитрий.
— А если их увидят… другие… люди? – я с трудом произнесла «люди», ибо не ощущала себя полноценным человеком.
— Не увидят. Их видишь только ты.
Я стиснула зубы, закинула лицо к облакам, плывущим поверх первых вечерних звёздочек, и представила себя парящей над землёй. По спине прошлась судорога, волосы взметнуло порывом ветра, ноги подкосились, и я словно бы подпрыгнула на метр и зависла, покачиваясь. Я не удержалась в этот самый первый раз и, вывернувшись, заглянула за спину. Два крошечных, полупрозрачных, жемчужно-серых световых крыла мелко вибрировали от напряжения, они скорее походили на вытянутые стрекозиные, чем на птичьи. А я сама, верно, более походила на эльфа, чем на вампира. Мне хотелось и смеяться, и рыдать, я испугалась, потеряла равновесие, мои недоростки поспешно свернулись и бесшумно начали втягиваться вовнутрь, судорога вновь скрючила меня – и я шлёпнулась на землю.
Наташа и Дмитрий негромко и необидно хохотали надо мной. Так смеются над неуклюжим ребёнком, свалившимся с деревянной лошадки.
Через два дня, когда зуд и боль утихли, а кожа стала настолько эластичной, что утягивала рвущиеся крылья вовнутрь и разглаживалась, как будто ничего и не происходило, я спросила: — Когда же я смогу летать?
— Когда наберёшь опыта и жизненной силы для своих крыльев. А для этого тебе нужно научиться пить кровь.
— Пить кровь… Значит, сначала я должна кусать? Вот этими зубами? – и я оскалилась. – Кусать кожу и мясо? Брр… Гадость! – Я передёрнулась от брезгливости. – Эти мои зубы… какие они уродливые!
— Зубы вампа для того и созданы, чтобы кусать, — ворчливо сказала Наташа. – Иначе он не вамп. Но для этого совсем не обязательно рвать кожу и мясо. Наши зубы — словно игла шприца, легко проникают в артерию или вену, в любой крупный сосуд, несущий жизнь. Поверь, они прекрасны и функциональны!
— Не хочу! – я яростно помотала головой. – Нет! Не хочу!
Дмитрий и Наташа вновь засмеялись.
— Покопайся в себе – вслушайся или вглядись.
Я вслушалась и вгляделась. Я ощутила в себе пение неба и жажду – новую жажду, не похожую ни на что другое, испытанное прежде. В ней смешивалось всё – и любовная страсть и томление, и стремление летать, и радость бытия на пике возможностей, и желание побеждать и соблазнять, и тягу к познанию новых чувственных ощущений. Где тут была запрятана жажда крови, влечение к убийству ради насыщения, я не могла понять. Видимо, это было неотделимо от всего прочего, и тайным вором, незваным спутником гнездилось во всех чувствах и желаниях сразу.
— Ты правильно поняла, — кивнул Дмитрий. – Вот почему ночным и Наташе в частности так сложно себя удерживать, невозможно балансировать на острой грани между страстью «хочу всё сразу и сейчас» и понятиями о благоразумии и этике. Сначала отпустить естественный инстинкт, а потом резко его подавить не каждому под силу.
— Дамин, о вампирах, о Носферату у нас множество легенд… И просто безумное количество книг и фильмов! Они имеют основание?
Дмитрий рассмеялся: — В той же мере, что и любая другая фантазия. Можно начать разбирать по косточкам каждую выдумку – и увидишь, что это без малого правда. Мы слишком давно здесь. Наша приспособленческая эволюция шла параллельно с эволюцией человечества. Множество индивидов нашей диаспоры погибло, пока не приспособилось к безболезненному сосуществованию с человечеством.
— Сочувствую, Дамин. Но должна заметить, вы приспосабливались весьма успешно для себя и слишком болезненно для человечества. О вас пишут много страшного. Вы почти всегда монстры!
— Почти! – Дмитрий усмехнулся и поднял вверх палец. – «Почти» – ключевое слово. Что ж, значит, вам хочется видеть нас такими.
— И вы стараетесь соответствовать! – парировала я.
Дмитрий нахмурился, я поняла, что ему не по вкусу этот поворот, а мне совсем не хотелось показаться назойливой или тупой.
— Поверь, с нами можно смириться, нас можно понять и принять.
— Отдавая кровь? Обескровливая себя?
— Такова цена взаимного выживания. И тут можно придумать компромисс – но вам интереснее делать нас исчадиями. Вы так любите острые ощущения, Э-Ол! – и, отплатив мне той же монетой, Дмитрий, наконец, рассмеялся своим чудесным смехом.
— Среди вас есть ученые. Неужели они не пытались приспособить вас как-то иначе?
— Пытались. И возродить питающие железы, и создать новые питающие ресурсы, и смоделировать искусственную кровь. И до сих пор пытаются. Суррогат испробован на добровольцах – и результат оказался плачевен: они утрачивают способности и теряют ориентацию в мире людей. Маяк, Э-Ол, ты забываешь о Маяке. Он тоже совершенствовался в своей запретительной функции. И уверяю тебя, шагнул в области моделирования далеко вперед, обогнав всех наших ученых…
Дамин потемнел лицом и отвернулся от нас, сжав губы. Мне стало стыдно. Я подошла и положила руку ему на плечо, прося прощения и сострадая, и он легонько сжал мои пальцы. Нэтт-Эш сидела, низко опустив голову.
Я сочувствовала им всей душой. Если мне что-то под силу, я непременно сделаю всё возможное, чтобы помочь. Помочь людям Вамп найти свой родной мир, избавиться от Маяка и наверстать упущенные время и возможности. Помочь людям избавиться от тех, кого они привыкли называть порождением зла и нечистью…
