Акулина

На даче я вечерами часто с Мишкой развлекались нейросетью – он мне открыл Кандинского. В рез-те он потом один развлекался, пока все спали, я давала ему посидеть за ноутом. Потом сделал мне пляшущего бомжа, а я ему про Акулину почитала, финал таков, что непонятно, то ли было, то ли бомж историю сочинил.

Задумывалось как смешная песенка – был период, когда развелось много имен в песенках, пределом стала Фаина, и я решила написать свою, выбрав имечко. Например, Акулина! Чем плохое имя?

Кстати, вы никогда не играли в такую смешную детскую карточную игру, как Акулина? Я и в детстве в деревне играла, и сейчас с внуками играю. Остаться Акулиной было позорищем, и оставшийся в Акулинах очень страдал.

Итак, песенка переросла в нечто большее, на песенку намекал только припев «Акулина-на-на», который постепенно вообще исчез. А история превратилась в детективную с забавной концовкой. То ли бомж на свалке сочинил историю, то ли она с ним реально приключилась, было неизвестно и уже не столь важно.

Когда я читала внуку, спросила – вот как ты думаешь, бомж сочинил историю? Внук подумал и философски заметил: «За такую историю можно и стаканчик налить!"

Итак, Акулина.

Акулина

Я увидел тебя, Акулина,

Акулина-на-на, Акулина-на-на,

Длинноногая, в платьице синем,

И прекрасная, словно весна.

Кто тебя окрестил «Акулина» -

Испытание мне преподнес:

Друг меня обсмеял без причины,

А начальник смеялся до слез.

Мне приходится стискивать скулы,

Я с ребятами в вечной войне,

Но за это за имя акулье

Я тебя уважаю вдвойне:

Носишь странное имя ты гордо,

Акулина-на-на, Акулина-на-на,

И по жизни шагаешь ты твердо,

И пьянишь посильнее вина.

Без тебя я барахтался в тине,

И так больше я жить не хочу!

Акулина моя, Акулина, -

Я любимое имя шепчу.

Как-то раз я привел Акулину

На директорский юбилей.

Рыжекудрая, в платьице синем,

Порхала она средь гостей.

Потерял он мгновенно дар речи,

И до ночи лишь с ней танцевал.

«Акулина, влюблен я навечно!» -

Целый вечер он ей повторял.

Мне потом намекнули сердечно,

Что могу отправляться домой.

А она хохотала беспечно,

И в ответ лишь махнула рукой.

Неужель я теперь нелюбимый?

И на окна глядел я с тоской,

Акулины прекрасное имя,

Как пароль, повторял голос мой.

А на следующий день Акулина,

Акулина-на-на, Акулина-на-на,

Подошла ко мне в юбочке синей

И сказала: «Я дружбе верна!

Мы друзьями останемся, милый,

Но о большем меня не проси…»

Акулина моя, Акулина,

Ты от ревности жгучей спаси!

«Я теперь называюсь Марина», -

Шепнула она на ушко.

Напоследок со странною миной

Помахала изящной рукой.

А в руке, по-домашнему мирно,

На брелочке изысканном был

Ключ от той холостяцкой квартиры,

Что я ей навсегда подарил.

Я хотел по-мужски объясниться,

Но директор был папик крутой.

Двое мальчиков в чистеньких джинсах

По душам говорили со мной.

После той откровенной беседы,

Сильно битый, я враз приуныл.

Но не мог распрощаться с надеждой,

Имя милое я не забыл.

Слышал я от сотрудницы старой,

Ей стаканчик мадеры налив,

Что они унеслись на Канары,

А потом на Бискайский залив.

Но однажды глубокою ночью,

Когда я матерился во сне,

Словно ведьма явилась воочию, -

Акулина вбежала ко мне!

Бриллианты на пальцах бренчали,

Изумруды сияли в ушах,

И подлинник Марка Шагала

Был зашит во французских трусах.

Кейс её был наполнен деньгами -

Франков, евро и долларов тьма!

Боже, ангелы, сжальтесь над нами –

Неужель она это… сама?

«Мне нужна твоя помощь, любимый,

Не спасусь от погони одна!»

Рыжекудрая, в платьице синем,

Снова прежнею стала она.

«Надо мною он, гад, издевался!

Ножки все мне сперва целовал,

А затем я пред ним раздевалась,

Он шампанским меня поливал.

А затем искупав меня в грязи,

Он приятелей пригласил,

Перед ними поставил он тазик,

И меня в этом тазике мыл.

А потом разрешал меня лапать

И прилюдно стремился оттрахать. 

Вечерами, рехнувшись со скуки,

Мое платьице он надевал,

Я в его облачалась брюки,

И со мною он так гарцевал.

Это все было бы не так стремно,

Но он вздумал меня лупцевать,

А мне приказал очень скромно,

Кротко терпеть и страдать.

На такую вот падлу тупую

Я хотела тебя променять.

Он мечту растоптал голубую,

Помоги от него убежать!

Я билеты купила до Твери,

Только ты собирайся скорей,

Мы с тобой затаимся в деревне,

Переждем у бабули моей».

На вокзале, пока ожидали,

Мы с какой-то столкнулись шпаной,

К Акулине они приставали,

И, конечно, подрались со мной.

И во время горячей разборки,

Когда морды их наглые грел,

Хмырь достал аккуратненький ножик

И пырнуть меня в ребра успел.

Тут полиция вдруг подоспела,

И они разбежались, грозя,

Мы едва от ментов отвертелись –

Попадаться нам было нельзя.

Дальше ехали без приключений,

И меня целовала она.

Хмурым был тот денечек осенний,

Но в душе трепетала весна.

Две недели мы жили любовью,

За грибами ходили в лесок,

Объедались ядреной морковью,

Прямо с грядки рубали лучок.

Починил я крылечко и крышу,

И поправил забор, как умел.

Прокутили последнюю тыщу,

Но о будущем думать не смел.

Мужики очень нагло глазели,

Вкруг моей ненаглядной крутясь,

А бабуля смеялась и млела,

Красавицей внучкой гордясь.

Мы о доме в Техасе мечтали,

Но конец нашим грезам настал.

На машине нагрянул начальник,

И ужасную вещь рассказал.

Рассказал, как на дачной перине

И с молодчиками за спиной

В парике он и в платьице синем

Перед папиком прыгал козой.

«Озверев от подобной аферы,

Измывался, мудак, надо мной:

«Я убью эту рыжую стерву,

Я обоих смешаю с дерьмом!»

Он вас вычислил быстро, ребята,

Я подслушал его у дверей,

И мне нету дороги обратной,

Он за вами уж выслал людей.

Нам не надо посмертную славу,

И, ребята, я вас не предам –

Если третьим возьмёте меня вы,

У меня ж есть броня до Багам!»

Коньячок выпивали мы вместе.

А наутро – исчезли они!

С бриллиантами вместе и с кейсом,

Только доллар остался от них…

… Ну а я оказался на свалке,

Возвращаться назад мне нельзя.

Эй, пацан, подари зажигалку!

Эх, налейте стаканчик, друзья!