Воздушный десант

Стыдно признаться, но я никогда не была примерным ребенком. Никогда не сидела я чинно рядом с мамой, никогда не вертелась перед зеркалом, примеряя мамины платья или туфли. Всегда во мне было что-то мальчишеское, озорное. Никогда не играла в куклы, даже не знала, как с ними можно играть. Разве что раздевать и одевать или, на худой конец, оторвать руки и ноги, и посмотреть, что там внутри. Но внутри была пустота или вата.

Вот машинки — другое дело! Их можно было катать по полу и возить за собой на веревочке, а еще наполнять песком игрушечные грузовики и прокладывать ими дороги в песочнице. Еще можно было бибикать и реветь, изображая настоящий мотор. Но я была девчонкой, и машинок мне не покупали. Поэтому вместо машинки я привязывала веревочку кукле на шею и так волокла ее за собой, словно машинку.

Прохожие приходили в ужас от такого моего варварства и корили меня на все лады. Не удивительно, что у меня была самая грязная и растрепанная кукла. И всегда я страшно завидовала мальчишкам.

Почему-то у нас не было детских книжек. Зато у папы была самая настоящая библиотека. Иногда я брала какую-нибудь книжку и перелистывала страницы в поисках картинки. Но картинок попадалось до обидного мало, и все они были какие-то неинтересные.

Однажды, когда мне не было, наверное, и пяти лет, а сестренке — и того меньше, решили мы с Надей пускать самолетики с балкона. Так как делать мы их совсем не умели, то просто взяли папину газету, разорвали на несколько частей, и выпустили с балкона.

Газетные лоскутки, подхваченные ветром, улетали, переворачиваясь в воздухе, очень далеко. Нам это дело так понравилось, что мы просто вопили от восторга. Но газета быстро закончилась, а веселье было в самом разгаре. Тогда я подбежала к папиным полкам и вытащила самую толстую книгу. Мы уселись на балконе и стали с усердием вырывать страницы и вышвыривать их с балкона.

Мы, конечно, понимали, что поступаем нехорошо. И чтобы нас не увидели, старались не высовываться лишний раз с балкона. Но скоро и эта книга закончилась, и мы, чтобы не возиться, захватили столько книг, сколько могли унести, и продолжили вандализм. Я надеялась, что папа и не заметит, что его библиотека слегка поубавилась.

Потом мы с сестрой разделились: она подтаскивала кипы книг, а я рвала и швыряла их с балкона. Довольно долго это продолжалось. Мы даже устали от такого усердия. И вдруг снизу мы услышали чей-то зычный голос:

— Та-а-к кто же это там безобразничает, а?

И другой, пониже басом:

— Да это, по-моему, квартира Рятовых!

Поняв, что нас обнаружили, мы глянули вниз. И перед нами встала ужасающая картина: вся дорога перед домом, и даже прилегающий к ней скверик, были сплошь завалены толстым слоем рваной бумаги, и ветер лениво перегонял ее с места на место. Внизу полукругом стояла довольно плотная толпа и с превеликим интересом разглядывала нас. А посреди дороги с метлой наперевес стояла дворничиха и грозилась этой самой метлой:

— Вот я щас поднимусь, вот щас доберусь до вас! Вот отцу с матерью расскажу, уж они спустят с вас шкуры!

И сразу наше веселье закончилось. Мучимые раскаянием и страшась расправы, мы постучались к тете Лиде и молча полезли под ее кровать. И сидели там тихо, не шевелясь, до прихода отца. Под кроватью было неудобно и пыльно, но мы ни за какие коврижки не собирались покидать наше убежище. А тетя Лида еще подзуживала:

— Вот отец придет, задницы вам надерет. Это ж надо всю улицу завалили бумагами. А книги-то, зачем порвали? Вот сейчас дворничиха придет, даст вам в руки по метле, и будете целую неделю выметать свой мусор, а то этой метлой и по башке треснет, чтоб в другой раз неповадно было.

Скоро пришла мать, звала нас, но мы наотрез отказывались покидать насиженое место. Только когда пришел отец, и пообещал нас не бить, мы с ревом вылезли. Долго он с нами говорил, я уж и не помню о чем, да только всегда с тех пор с книгами обращалась бережно, и детям своим никогда не разрешала плохо обращаться с книгами.

(В. Ахметзянова)